Проблемы социо- и психолингвистики: Сб. ст. / Отв. ред. Т.И. Ерофеева; Перм. ун-т. – Пермь, 2003. – Вып. 2. – С. 8–13.
Н.В. Хорошева
Пермь
Промежуточные формы городской разговорной речи в свете теории социолингвистических переменных У. Лабова
Современное состояние социальной диалектологии характеризуется тем, что объяснительная сила традиционной теории, устанавливающей прямые корреляционные связи между природой социального диалекта и социальной стратификацией, является неудовлетворительной. Языковая реальность (активизация диффузных процессов между центром и периферийными языковыми подсистемами), с одной стороны, и гносеологические установки современного языкознания, с другой – создают предпосылки для смены научной парадигмы в социальной диалектологии.
Для современной социальной диалектологии весьма остро стоит вопрос об определении предмета исследования. Социальный диалект как дискретная языковая подсистема с четко установленными границами все чаще воспринимается как теоретический конструкт, слабо соотносимый с реальностью. Определение «носителя» того или иного языкового субкода по формуле «одна языковая система – одна социальная группа» является весьма упрощенным изоморфизмом, поскольку не учитывает реальной динамики социального взаимодействия. Многими исследователями отмечается несовершенство самого термина «социальный диалект», который употребляется скорее по традиции. В связи с этим предпринимаются попытки ввести для обозначения единицы социального варьирования языка новый термин (социолект, социолема, социальный идиом, социальный вариант языка и др.).
В данном научном контексте неслучаен интерес исследователей к промежуточным языковым образованиям, имеющим синкретичную, недискретную природу, – полудиалектам, интержаргонам, арготизированным формам просторечия, сленгу и т.п., которые формируются во многих национальных языках и обусловлены интеграционными процессами в обществе (Беликов, Крысин 2001; Елистратов 1995; Ермакова, Земская, Розина 1999; Липатов 1994, 1998; Розина 1998; Саляев 2002; Хорошева 1999; Sourdot 1991 и др.).
Наблюдается существенное изменение и в методологических установках при исследовании проблемы социальной дифференциации языка: от выявления системности языковых идиомов – к интерпретации их функционирования в живой речи; от обнаружения социальной детерминированности языковых фактов – к установлению сложного вероятностного характера их зависимости от совокупности экстралингвистических факторов (социальных, биологических, психологических, пространственных) (Т.И. Ерофеева 1995). При этом все более широкое применение в современных исследованиях по социальной диалектологии методов экспериментально-статистического моделирования обусловлено новым пониманием лингвистического объекта этой науки – как континуума, как вероятностной динамической системы (Е.В. Ерофеева 2002).
Одним из важнейших принципов современной социолингвистики является учет того, что в речевой деятельности диалектически сочетаются объективное и субъективное. Поэтому при анализе функционирования социальных диалектов немаловажным является изучение установок говорящих в отношении к данному явлению. Такая языковая рефлексия поддается измерению статистическими методами и адекватно отражает объективные сдвиги в статусе лексики социальных диалектов в конкретной лингвокультуре.
В данной системе методологических координат идеи классика социолингвистики Уильяма Лабова становятся очень актуальными. Труды этого американского исследователя оказались чрезвычайно важными для становления и развития социолингвистики во многих странах. Как отмечал У. Лабов, целью его работы было «не столько дать новую теорию языка, сколько снабдить ее новым методом работы» (Лабов 1975: 118). Однако им была не только разработана новаторская техника исследований языковой дифференциации, но и обоснован понятийный аппарат для описания языковых вариаций ( Labov 1966).
Так, У. Лабов вводит понятия индикатора и маркера. Индикаторы коррелируют с социальным статусом говорящего и не подвержены стилистическому варьированию, т.е. являются относительно постоянными характеристиками речи, проявляющимися в любой ситуации одинаковым образом. Маркеры не только обладают социальной маркированностью, но и стилистически дифференцированы. Маркеры и индикаторы – это типы языковых вариаций, которые У. Лабов определяет как социолингвистические переменные – величины, зависящие от нелингвистических переменных социального контекста (Лабов 1975: 150).
В том случае, когда социолингвистические переменные «становятся неоспоримым достоянием общественного сознания» (там же: 160), они превращаются в стереотипы. Вслед за Р. Беллом стереотипы можно интерпретировать и как особый тип социолингвистической переменной, представляющий собой «зеркальный образ индикаторов, т.к. они не связаны с социальными факторами, но подвержены стилистическому сдвигу» (Белл 1980: 54). При этом немаловажно, что «соответствующие области вариативности стремятся к волнообразному распространению по системе. Граница распространения того или иного языкового изменения обычно локализуется в какой-то одной группе, а в последующих поколениях новые формы расходятся широкими кругами, захватывая другие группы» (Лабов 1975: 167).
Хотя основным материалом в исследованиях У. Лабова были фонетические изменения, «их интерпретация представляет интерес и в более широком плане, с точки зрения эволюции языка вообще» (Беликов, Крысин 2001: 112). Таким образом, на смену представления о жесткой оппозиции гипотетических «классовых языков» приходит концепция языка города как континуума вариаций, который вполне поддается изучению с помощью достаточно адекватных статистических методов при сравнительно малой выборке.
Применение теории социолингвистических переменных У. Лабова тем более целесообразно, когда речь идет, как в нашем случае, о промежуточном, континуальном языковом образовании, через которое лексика социальных диалектов проникает в просторечие и, шире, – в городскую разговорную речь.
Демократизация, характеризующая состояние многих языков, выражается в перемещении маргинальных, периферийных явлений по направлению к центру системы, а, следовательно, в расшатывании литературной нормы, в усилении диффузных тенденций между формами существования языка. Еще Б.А. Ларин писал о том, что эволюция любого языка может быть представлена как ряд последовательных «снижений», варваризаций (Ларин 1977: 176). Однако волны таких варваризаций не совпадают по времени и размаху в разных языках.
Во французском языке один из последних значительных периодов активизации взаимодействия арго и просторечия пришелся на конец XIX века (с последующим всплеском в 60-е гг.). В русском языке такой период активного «снижения» был связан с послереволюционной эпохой (10-20-е гг. ХХ в.), а с середины 80-х гг. диффузные тенденции между нелитературными подсистемами и литературной разговорной речью приняли особо интенсивный, гипертрофированный характер.
Широкий пласт единиц социальных диалектов (жаргонизмов, арготизмов), утративших корпоративность и перешедших в разряд стилистически сниженной и общеупотребительной лексики образует так называемое общее арго ( argot commun ) во французском языке и общий жаргон в русском языке (см. Ермакова, Земская, Розина 1999; Розина 1998). Именно эти промежуточные формы городской разговорной речи и явились объектами нашего исследования. В отличие от французского общего арго, лингвистическое и лексикографическое изучение которого ведется уже давно, русский общий жаргон оказался в поле зрения исследователей лишь в последние десятилетия.
Анализ социолингвистического статуса данных языковых образований был нацелен на определение основных социальных «векторов» жаргонизации/арготизации французского и русского языков, т.е. выявление иерархии социальных факторов, направляющих эти процессы (Хорошева 1999). Вместе с тем интерпретация полученных данных в терминах теории социолингвистических переменных У. Лабова позволяет не только определить статус русского общего жаргона / французского общего арго в архисистеме соответствующих языков, но и в сравнении выявить направленность процессов диффузии лексики социальных диалектов.
Представим кратко суть социолингвистического эксперимента, который был проведен среди жителей г. Перми и г. Гренобля (Франция). Экспериментальные данные были получены в результате анкетирования. Вопросник представлял собой список из 50 единиц общего жаргона/общего арго и направлен на выявление параметров «знание» и «употребление» данных единиц, определяемых информантами интроспективно. Поскольку эти параметры могут характеризоваться некоторой частотой, а следовательно, вероятностью, которая может варьироваться под влиянием градаций рассматриваемых факторов, становится целесообразным применение вероятностного моделирования владения жаргонизмом/арготизмом.
В качестве инструмента моделирования использовалась известная статистическая процедура – дисперсионный анализ силы влияния факторов (ДА). Информанты подбирались по типической, или стратифицированной выборке, одним из необходимых условий которой является выделение статистически однородных сбалансированных групп в соответствии с изучаемыми факторами. ДА накладывает определенные ограничения и на изучаемые факторы, которые должны быть не только формализуемыми, но и иметь небольшое количество градаций. Изучалось влияние четырех факторов (возраст с тремя градациями в соответствии с универсальными стадиями социализации личности; пол, уровень образования с двумя градациями – среднее и высшее и специальность – гуманитарная и негуманитарная). На основе данных принципов был определен достаточный объем выборки в 144 информанта. В результате эксперимента получено более 8 тыс. словоответов.
Поскольку «коррелятом регулярной стратификации социолингвистической переменной в сфере языкового поведения является систематическое совпадение субъективных реакций на эту переменную» (Лабов 1975: 162), был осуществлен анализ социолингвистических установок русских и французских информантов в отношении изучаемой лексики. Для этого использовалось вычисление медианы распределения оценок. Таким образом, комплексная методика позволила учесть как объективную, так и субъективную составляющие социолингвистического статуса изучаемых объектов.
Экспериментально была доказана весьма слабая корреляция между социальным статусом носителей французского языка и их знанием арготизмов (ни один из факторов не оказывает существенного влияния на параметр «знание слов общего арго»). Для параметра «употребление» общего арго единственно значимым фактором оказался возраст. Однако при всех колебаниях в частоте знания и употребления арготизмов, наблюдаемых среди трех разных возрастных групп, разница в численных значениях данных признаков относительно невелика: порядка 2-5%. Это еще раз свидетельствует о тенденции к некоторому смягчению дифференциации в узусе различных возрастных групп во Франции ( D e sirat , Hord e 1976).
Эксперимент дал возможность представить статус французского общего арго как совокупности единиц, маркированных преимущественно не социально, а ситуативно.
Владение русским общим жаргоном, по данным эксперимента, обнаруживает явное воздействие социальной коррекции, прежде всего таких факторов, как пол и возраст.
Как оказалось, и в русском, и во французском языке лучше знают и чаще употребляют лексику социальных диалектов мужчины. При этом вес этого фактора для параметра «употребление» русского общего жаргона настолько велик, что превышает веса всех других факторов вместе взятых. Это позволяет заключить, что употребление общего жаргона в речи регулируется преимущественно социальными представлениями о маскулинности речевого поведения. Впрочем, это наблюдение не является абсолютно новым. Известно, что в русском языке этот стереотип регулярно проявляется в ненормативной речи. Следовательно, общий жаргон функционирует в разговорной речи согласно общим закономерностям, распространяющимся на социально непрестижную лексику в русском языке.
Таким образом, общий жаргон в русском языке проявляет не только ситуативную вариативность, ибо находится в отношении функциональной дополнительности к разговорной речи, но и социальную, поскольку зависит от социальных факторов. Это позволяет судить о статусе русского общего жаргона как о социально-стилистических маркерах (по У. Лабову).
В связи с этим вряд ли можно согласиться с мнением, согласно которому в современном русском языке наблюдаются «новые тенденции, характерные для жаргонов в целом […]: реализация социолингвистических переменных У. Лабова (переход социально-лингвистических переменных в социально-лингвистические стереотипы) в сфере жаргонов и арго» (Лейчик, Павлов 2002: 94).
Важным признаком перехода маркера в стереотип является то, что «по мере медленного распространения данного изменения по системе происходит постепенный сдвиг социальных ценностей» (Лабов 1975: 167). О таком сдвиге свидетельствует коэффициент социальной непрестижности (т.е. доля отрицательных реакций в общей совокупности субъективных реакций информантов), составивший около 60% для русского жаргона и 24% для французского арго. Это наводит на мысль о том, что интенсивность жаргонизации современной русской разговорной речи еще не свидетельствует о столь же интенсивной смене социально-лингвистических установок в сознании говорящих.
Итак, при подобном подходе общий жаргон в русском языке и общее арго во французском предстают как два разных последовательных этапа одного общего конвергенционного процесса – на пути превращения стратификационных переменных в ситуативно-стилистические. В теории У. Лабова «языковые индикаторы, обнаруживающие социальную дистрибуцию, но не стилевой сдвиг, представляют ранние этапы этого процесса. Маркеры, показывающие как стилистическую, так и социальную стратификацию, представляют развитие социальной реакции на изменение и присвоение социальных ценностей соответствующим вариантам. Стереотипы, проникшие в общественное сознание, могут быть отражением прежних изменений, фактически, возможно, уже завершившихся» (там же: 167). Такое представление о характере языковой эволюции как о волнообразном распространении изменений по континууму социальной коммуникации представляется более гибким, чем попытки установления жесткой социолингвистической детерминации.
Литература:
Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. М., 2001.
Белл. Р. Социолингвистика. М., 1980.
Елистратов В.С. Арго и культура. М., 1995.
Ермакова О.П., Земская Е.А., Розина Р.И. Слова, с которыми мы все встречались: Толковый словарь русского общего жаргона. М., 1999.
Ерофеева Е.В. К вопросу о природе подсистем языка // Проблемы социо- и психолингвистики. Пермь, 2002. Вып.1.
Ерофеева Т.И. Социолект: стратификационное исследование: Дис. … докт. филол. наук. Л., 1995.
Лабов У. Исследование языка в его социальном контексте // Новое в лингвистике: Социолингвистика. М., 1975. Вып. VII .
Ларин Б.А. История русского языка и общее языкознание. М., 1977.
Лейчик В.М., Павлов В.Ю. Компьютерно-интернетский жаргон на современном этапе // Социальные варианты языка: Материалы междунар. научн. конф. Нижний Новгород, 2002.
Липатов А.Т. Русский сленг и его соотнесенность с жаргоном и арго // Семантика и уровни ее реализации. Краснодар, 1994.
Липатов А.Т. Семантика лексем в дихотомии «идиолект – сленг» // Семантика языковых единиц. М., 1998.
Розина Р.И. Общий жаргон: принципы лексикографического описания, семантика и поведение // Русский язык в его функционировании: Тез. докл. междунар. конф. М., 1998.
Саляев В.А. Два источника и две составные части русского сленга // Социальные варианты языка: Материалы междунар. научн. конф. Нижний Новгород, 2002.
Хорошева Н.В. О социальных «векторах» жаргонизации городской разговорной речи (экспериментально-статистическая модель) // Лингвистическая ретроспектива, современность и перспектива города и деревни. Пермь , 1999.
Desirat С ., Horde Т . La langue francaise au XXeme siecle. Paris, 1976.
Labov W. The Social Stratification of English in New York City. W., 1966.
Sourdot M. Argot, jargon, jargot // Langue francaise. 1991 . № 90.
© Все права защищены. Н.В. Хорошева.
© Все права защищены. Школа социопсихолингвистики.
© Автор разрешает свободное копирование всех материалов электронного издания. При использовании электронной копии текста в печатных и / или электронных публикациях ссылка на Школу социопсихолингвистики и автора Н.В. Хорошеву обязательна.